« Назад
Оптинские старцы о любви 21.08.2018 13:28
Глава 9. Учение о любви
Старцы в своих поучениях говорят о любви Бога к человеку, человека к Богу и человека к людям. Если первая любовь в прямом смысле божественна и совершенна во всем, то вторая и третья часто несовершенны даже по человеческой мерке. Тем не менее, старцы раскрывают и сущность любви, и пути ее совершенствования в человеке, а также предостерегают от ошибочных или неточных мнений в этом жизненно важном вопросе.
9.1. ЛЮБОВЬ БОГА К ЧЕЛОВЕКУ»
Оптинские старцы говорят о любви Бога к человеку реже, чем о любви человека к Богу и другим людям. По-видимому, они исходили из того, что Бог через Священное Писание сказал о Своей любви все. С другой стороны, от их внимания не ускользало, что отдельные люди по немощи все же сомневаются в любви Бога, особенно в отношении себя лично. В таких случаях старцы разъясняли людям, что и их лично Бог любит гораздо больше, чем они думают.
Преп. Анатолий (Зерцалов) так сказал свой подопечной:
Что ты слаба и неопытна, не унывай, сам твердейший камня Павел учит: «сила бо Моя в немощи совершается» (2 Кор. 12:9). Ты ли, девочка, посмеешь мыслить, что сама собою что можешь сделать? Бог помощник нам! Если живущую в миру Он не оставил тебя, а научил искать вечных истин (чего мудрецы мира сего и понять не могут), теперь ли Он оставит тебя, посвящающую Ему всю свою жизнь? Не усомнись. Бог любит тебя гораздо больше, чем ты думаешь. И лучший тому знак: ты грустишь, когда дело идет о мирском, и радуешься, когда говорят о духовном. Откуда ты этому научилась? Бог вложил искру в сердце твое. Смотри же, не угашай ее! [2, т.1, с.383].
Все мы нередко ощущаем собственную слабость и неопытность на духовной стезе, и порою невольно задумываемся, а не стоит ли за этой нашей слабостью и неопытностью недостаток внимания к нам со стороны Бога. Старец напоминает, что сила Христа в этой нашей немощи и совершается. Т.е. помимо слабости, которую мы видим и чувствуем, есть и сила, которая превозмогает нашу привязанность к мирскому и дает стремление к духовному. Это стремление не появляется само по себе, но возникает из той искры, которую Господь вкладывает нам в сердце.
Сама эта искра свидетельствует нам, что Бог любит нас и посылает нам то, что для нас наиболее важно. А именно: тягу, интерес, стремление к духовному – т.е. всему, что спасительно для человека. И что в условиях, когда человек имеет свободу выбора, Бог укрепляет нас в правильном выборе, поддерживает наше желание спастись и ведет по пути спасения. Это и означает, что Он любит нас и готов принять нас. Наше же дело – не унывать, когда сталкиваемся с немощью, но хранить и оберегать в себе самое ценное, искру Божию.
Другими словами, мы сами не должны покидать Бога, угашать данный нам от него начаток правильного сознания и понимания происходящего, и стремления к правильной жизни. Если мы не покинем Бога, то и Он не покинет нас. Преп. Анатолий (Зерцалов) так и говорит:
Только ты не покинь Его, а Он тебя не покинет. Он Сам сказал: «Аз с вами» (а следовательно, и с тобой) «есмь до скончания века!» (Мф. 28:20 ). «Аще и мать забудет отроча свое, Аз не забуду тебе» (Ср.: Ис. 49:15) [2, т.1, с. 383—384].
Чтобы мы не покинули Бога, мы должны Его любить. В виду особой важности этого вопроса, старцы оставили много поучений о сущности надлежащей любви человека к Богу. Они всегда подчеркивали, что не столько чувство (умиленное, благоговейное и т.д.), сколько выполнение заповедей свидетельствует о любви к Творцу и утверждает в ней.
9.2. ЛЮБОВЬ ЧЕЛОВЕКА К БОГУ»
Преп. Макарий учит:
Вы упомянули о любви вашей к Богу, что сердце ваше пламенно горит любовию к Богу. Я в этом не сомневаюсь, но любовь Божия состоит не в том только, что в некоторое время ощущаем чувство умиления и слезы: это можно относить более к дарованиям Божиим или награде от Него, а о любви сказано: «любяй Мя заповеди мои соблюдает» (Ср.: Ин. 14:15), то, считая чувства оные любовию к Богу, можно обольститься о себе мнением, за что иногда попускаются искушения, подобные тем, какие вы испытываете: грусть, тоска, мрак и т.п. Когда прочтете 55-е слово Исаака Сирина, то можете уразуметь гораздо лучше, в чем состоит любовь Божия [2, т.1, с. 387].
Если человек принимает свои чувства за любовь к Богу, он может обольститься и придти к высокому мнению о себе как о весьма любящем Господа. Но если он при этом слаб в исполнении заповедей, то такое мнение будет ложным и вполне подойдет под определение самовозношения. За это к нему могут придти искушения, которые своим мрачным содержанием (грустью, тоской, мраком) прямо укажут человеку, что он обольстился.
В этом случае человек начинает мыслить о любви в Богу в соответствии с заповедью о ней самого Бога, и переключает свое внимание на выполнение заповедей. Столкнувшись со многими своими неисправностями в этом деле, он смиряется и принимает позицию старцев, что любовь грешных людей к Господу слишком несовершенна, чтобы даже мысленно превозноситься ей.
Но эта же позиция смирения приносит ему и успокоение: выполнив хотя бы малую часть заповеданного, он начинает испытывать умиление и слезы, но уже не относит это к своей любви, но к любви Бога к нему, Который и за малое радение поощряет человека этими дарами.
С другой стороны, в этом случае мы вынуждены задуматься. Любовь к Богу проявляется в искреннем желании служить Ему, но если наше служение сопровождается грехами, то мы неизбежно сталкиваемся и с несовместимостью греха и служения. Ведь служим через исполнение заповедей, а грешим – через их нарушение.
Преп. Никон напоминает:
«Нельзя работать Богу и мамоне» (Ср.: Мф. 6:24), нельзя служить Богу и греху. Должен человек, по Евангелию, «возлюбить Господа всею душею, всею крепостию, всем сердцем, всем помышлением своим» (Мф. 22:37; Мк. 12:30; Лк. 10:27), не отдавая греху ни одного чувства, ни единой способности своей душевной и телесной [2, т.1, 384].
Здесь старец определенно говорит о том, что настоящая любовь к Богу и истинное служение Ему связаны с всецелым пребыванием в праведности, когда ничто в человеке не отдается греху. И только с этой меркой мы должны подходить к себе, когда начинаем размышлять о своей любви к Богу. Стоит нам так поступить, как мы тут же придем к естественному выводу, что наша любовь несовершенна и что нам предстоит пройти долгий и часто нелегкий путь развития любви.
Преп. Амвросий поясняет содержание этого пути:
Любовь рождается от веры и страха Божия, возрастает и укрепляется надеждою, приходит в совершенство благостию и милосердием, которыми выражается подражание Богу, как сказано в Евангелии: «Будьте милосерди, якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть» (Лк. 6:36), и еще сказано в Евангелии: «Милости хощу, а не жертвы» (Мф. 12:7). Милость и снисхождение к ближнему и прощение недостатков его – выше жертвы, которая не принимается без мира к ближним, по слову Евангелия: «Аще убо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (Мф. 5:23-24) [2, т.1, с. 382—383].
Вера в Бога есть и вера в совершенство Всевышнего, которая приводит нас к осознанию любви как «совокупности совершенства». Вера создает в человеке устремление к Господу, и это устремление, если оно осознает себя как любовь, опирается на совершенствование чтобы придти к «совокупности совершенства». Одновременно человек ненавидит зло («Страх Господень – ненавидеть зло», Притч. 8:13) как нечто полностью противостоящее совершенству, противостоящее любви.
Поэтому любовь рождается от положительного полюса, от веры, создающей стремление приблизиться к Богу, и от отрицательного – ненависти к злу, вызывающей стремление удалиться от зла, преодолеть и победить его тогда, когда зло агрессивно преследует человека. Настоящая любовь свободна от зла, она не терпит его и, творя добро, добром желает победить зло.
В самом начале своего существования человеческая любовь слаба, как слаб росток растения. Но она возрастает и укрепляется надеждой на помощь Божию, ниспосылаемую делам любви. Благостью и милосердием любовь приходит в совершенство, так как в этих качествах начинает прямо подражать совершенству Отца Небесного, Который истинно благ и милосерден.
Старец также обращает внимание на то, что милость и снисхождение к ближнему, прощение его недостатков есть более важное свидетельство любви, чем жертва. Постоянное стремление к миру с ближними, умение сгладить неудобства от человеческих недостатков прощением и незлопамятностью говорят об определенной зрелости любви. Такая любовь приносит свою жертву в виде терпения, выдержки, смирения, отсутствия эгоизма – проявлять такие качества трудно, и трудность эта и есть духовная жертва. Она важнее жертвы материальной, приносимой к алтарю.
9.3. ТРИЕДИНСТВО ЛЮБВИ ДЕТЕЙ СВЕТА»
Преп. Амвросий говорит о триединстве любви детей света:
…Научает нас святой апостол Павел, говоря: «яко чада света ходите: плод бо духовный есть во всякой благостыни и правде и истине…» (Еф. 5:8-9).
Под словом «истина» должны разуметь заповедь о любви к Богу: «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душею твоею и всем помышлением твоим, и от всея крепости твоея» (Ср.: Лк. 10:27). И паки: «иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин» (Мф. 10:37). Ежели любовь Божия настолько ревнива, что и отца и матерь допускает любить только в меру, а не паче меры, то не без причины Апостол заповедает нам препоясать чресла истиною, чтобы не грешить против любви к Богу любовью к другим неуместною, особенно же нечистою, потому что Богу любезнее паче всего целомудрие в смиренномудрии.
Под словом же «правда» разумеется заповедь о любви к ближнему: «возлюбиши ближняго твоего яко сам себе» (Мф. 22:39). А так как эта заповедь не всегда бывае т удобоисполнима, то Апостол заповедует нам облещися в броню правды, т.е. не гневаться, не осуждать, не завидовать, терпеть обиды, укоризны и уничижения, любить врагов, добро творить ненавидящим, молиться за творящих напасть и изгонящия ны.
Остальными же словами «плод благостыни и благовествование мира» означается доброта, простота в отношении к ближнему и всякая доброжелательность и дружелюбие по сказанному: «мир имейте и святыню со всеми» (Евр. 12:14). «Взыщи мира и пожени и!» (Пс. 33:15) [2, т. 1, с. 387—388].
На первом месте в человеческой любви стоит любовь к Богу. Человек не должен ограничивать эту любовь, любить Господа, так сказать, вполсилы. Напротив, всё сердце и все силы души, весь ум и вся воля должны направляться на выполнение заповедей, в чем и проявляется любовь человека к Богу. И даже любовь к родителям не должна затмевать эту любовь, так как в этом случае человек оказывается недостойным любви Божией, недостойным Господа.
Поэтому ограничению подлежит любовь человека к людям, но только в этом особом смысле – чтобы неуместная любовь к людям, особенно нечистая, не привела к согрешению против любви Божией. Но если любовь к людям безгрешна, то она становится правдой, т.е. тем, что надлежит делать. Из равенства людей перед Богом согласно заповеди вытекает необходимость любить ближнего как самого себя: т.е. признавать существование, чувства, интересы и т.д. других людей как такие же ценные, как свои собственные.
Это сложно делать, когда сам ближний не придерживается такого взгляда и считает себя более ценным, чем мы. В этом случае, как указывает старец, мы должны защитить себя броней правды: не гневаться, хотя и видно неправедное устроение души нашего ближнего, терпеть от него укоризны, самодовольство, уничижения и т.д. Более того, любовь должна простираться и до врагов. Только такая любовь полностью безгрешна и является любовью Божией, так как человек, пребывающий в такой любви, подражает любви Бога к человеку.
Еще одно проявление любви – доброта, простота, доброжелательность и дружелюбие. Если мы обращены к другим такими качествами, то людям с нами легко, они чувствуют, что их понимают и ценят. Порой хорошее отношение быстрее приводит к взаимопониманию, чем долгое выяснение кто прав и виноват.
Любовь – это самая глубокая сущность правильного отношения человека к Творцу и другим людям. Преп. Амвросий учит:
Нет выше добродетели, как любовь, и нет хуже порока и страсти, как ненависть, которая не внимающим себе кажется маловажною, а по духовному значению уподобляется убийству (1 Ин. 3:15)… Милость и снисхождение к ближним и прощение их недостатков есть кратчайший путь ко спасению [2, т. 1, с. 391].
Роль высшей добродетели любви принадлежит по праву. Она дает возможность понимать, чувствовать и переживать все истинное и правильное в человеческих отношениях, а также терпеливо прощать и выносить все недостатки и ошибки этих отношений. Любовь гасит ненависть — отвратительную страсть, которая ослепляет человека и в духовном смысле делает его убийцей. Все это и позволяет быть любви кратчайшим путем к спасению.
Поэтому, как отмечает преп. Антоний:
…Любовь не точию более нашей молитвы, но и выше всех жертвоприношений … [2, т.1, с. 389].
В молитве человек чаще всего обращается к Богу или святым за помощью. Сам же он при этом может быть и греховным, и страстным, и порой недостойным своей молитвы. Но если человек любит Бога и людей, то любовь сильно противодействует в нем грехам и страстям, делает его более чистым. И это состояние любви угоднее Богу и спасительнее для человека, чем молитвы, приносимые при порочном сердце и постоянных грехах.
Спасительность любви проявляется и в том, что в добрых делах по влечению сердца враг уже не в состоянии помешать человеку. Преп. Амвросий замечает:
Любовь покрывает все. И если кто делает ближним добро по влечению сердца, а не движимый только долгом, то таковому диавол мешать не может, а где – только по долгу, там он все-таки старается помешать тем или другим [2, т. 1, с. 391].
Если мы делаем добро ближним по влечению сердца, то мы не только ничуть не сомневаемся в необходимости такого поведения, но и желаем себя вести именно так. Именно в этом случае враг бессилен провести свои злые прилоги в душу, потому что душа органически их неприемлет всем своим устроением.
В том же случае, когда добро творится только из чувства долга, оно уже творится человеком с некоторым самопринуждением. Сам факт самопринуждения вызывает необходимость раздумывать над ситуацией, обосновывать необходимость выбранной позиции. Диавол, конечно, пытается вмешаться с помощью прилогов в человеческие размышления, вызвать раздражение и помешать добру.
И все же делание добра только из долга тоже может привести к любви. Преп. Амвросий наставляет:
Любовь, конечно, выше всего. Если ты находишь, что в тебе нет любви, а желаешь ее иметь, то делай дела любви, хотя сначала без любви. Господь увидит твое желание и старание и вложит в сердце твое любовь. А главное, когда заметишь, что погрешила против любви, сейчас же исповедуй это старцу. Это может быть иногда от дурного сердца, а иногда и от врага. Сама ты не можешь этого разобрать, а когда исповедуешь, враг и отойдет [2, т. 1, с. 391].
Делами любви человек делает выбор пути любви. Не надо смущаться, что поначалу добрые дела совершаются без любви. Старец подсказывает, что за такими делами должно стоять желание обрести любовь. И старание, проявленное в делах, не останется незамеченным Господом, Который вложит любовь в сердце искренне ищущего ее.
Искренность искания должна подтверждаться тем, что при любом прегрешении против любви мы немедленно исповедуем грех. Если грех произошел от дурного сердца, то надо самоукорять себя и с помощью Божией исправляться. А если он произошел по наущению врага, то после исповеди благодать отгонит врага.
9.4. СОЮЗ ЛЮБВИ И СМИРЕНИЯ»
Раскрывая содержание любви, старцы также указывали на необходимую связь любви с другими добродетелями. Особенно это относится к союзу любви и смирения, в котором любовь являет свою способность возвышать человека, а смирение надежно защищает от падения.
Преп. Макарий учит:
Это справедливо, что надобно из любви к Богу угождать Ему, но любовь имеет тесный союз со смирением; и ежели сего последнего не видите в себе, то и любви не ищите. Любовь возвышает, а смирение возвышенной части не попущает <упасть>; отыми сие, и оная падет; вы же сознаете, что мнение и гордость вас не оставляют… Посему и надобно смиренным путем идти к Богу и опасаться самонадеяния, от сего-то вы и лишаетесь спокойствия и впадаете в преступления, о коих вы писали, что маловажные неприятности производили в вас досаду на несколько дней. Где же тут любовь Божия? А смирения и не бывало, но место их заступает гордость… [2, т.1, с. 386—387].
Для нас очевидно, что угождать Богу из любви к Нему выше, чем угождать Ему из расчета на награду и, тем более, из страха наказания. Первое – это позиция детей Божиих, второе – наемников, третье – рабов. Но стремясь к любви, мы должны учитывать, что без смирения она недостижима. Старец объясняет, почему это так. Любовь возвышает, т.е. побуждает человека к добрым делам, мыслям и чувствам. Однако гордость стережет это возвышение, и стоит ему произойти, как гордость тут же вызывает страсти: тщеславие, превозношение, самомнение и т.д.
Если человек уступает страстям, то он падает. И в падении теряет возвышение, которое обрел в любви, а с ним и любовь, оказавшуюся бессильной перед гордостью. Против гордости есть только одно средство – смирение. Именно в смирении человек считает себя хуже, ниже других, от чего уже гордость оказывается бессильной вызвать в нем превозношение и прочие страсти. Следовательно, и бессильной привести человека к падению.
Поэтому диагноз старца прост: нет в человеке смирения, то и любви в нем не ищи. Это и есть реальный взгляд на вещи, который всем нам надо усвоить. Если мы видим в себе гордость и порождаемые ею страсти, то не должны утешать себя мыслью, что якобы наша любовь к Богу перевешивает эти страсти. Напротив, должны в полной мере учитывать старческий совет: где воцарилась гордость, любви уже нет.
Преп. Макарий постоянно говорит о необходимости идти к Богу смиренным путем, на котором любовь укрепляется и становится непадательною:
Предложу вам и о любви слово. Господь наш Иисус Христос открыл нам, в чем состоит любовь Божия: «любяй Мя заповеди мои соблюдает» (Ср.: Ин. 14:15). Посему когда мы преступаем заповеди Божии, то уже нет в нас любви Божией, святой же апостол Павел объявил свойства любви в Первом послании к Коринфянам (1 Кор. 13:4-8)… Видите ли, какая высота заключается в любви! Но она еще сопряжена и с глубоким смирением, которое укрепляет ее и делает непадательною. Оно не видит ничего, что бы ни делала любовь доброго, но все только зрит свои недостатки, а не ближних. Не знаю, поняли ли вы теперь, что вы обольстились, видя в себе любовь и прочие описанные вами добрые качества? [2, т.1, с. 386].
Любовь Божия в человеке состоит в соблюдении заповедей Господа. Преступаем заповеди – отказываемся и от любви. Но что толкает нас на преступление заповедей? Все та же гордость и ее порождения… Старцы подводят к мысли, что смирение есть щит против всех страстей. Если нет щита, страсти поражают человека и изгоняют из него любовь. Но если любовь надежно прикрыта щитом смирения, то она укрепляется и не падает.
Старец очень наглядно показывает сущность союза любви и смирения. Любовь делает добрые дела, она и в самом любящем человеке меняет все к лучшему – от этого человек, конечно, возвышается. Но отнюдь не в собственных глазах. Ибо глаза его смирение обращает не на его дела любви или недостатки других, но лишь на его собственные недостатки.
Отсюда и вытекает крайне важная норма: не разглядывать в себе любовь и не видеть своих добрых качеств. От этого разглядывания возникает обольщение, в котором гордость растет, а любовь падает. А вот от разглядывания своих недостатков человек принимает смирение, и любовь в нем живет.
Преп. Макарий терпеливо напоминает об этом:
…А о обращении друг с другом я вам много писал и теперь напоминаю: если будете себя считать последнейшею и худшею сестры и приобретение, т.е. спокойствие, другой – своим, то найдет в сердцах ваших место любовь, никогда же отпадающая и непрестающая, смирением поддерживаемая. О, дабы сподобил Господь нас стяжать сие сокровище! Оно дороже всех благ мира …[2, т.1, с. 393].
Через постоянное видение своих недостатков человек обретает и навык считать себя хуже других, так как познание собственного несовершенства не располагает к превозношению. Старец указывает, что именно в этом держании себя за худшего, а также в добром принятии чужих достоинств как собственных, и открывается возможность настоящей любви – не уходящей и не перестающей, всегда поддерживаемой смирением.
Смирение требует труда, выдержки и представляется нам обычно делом нелегким. Но мы должны помнить, что оно трудно не само по себе, а вследствие напора страстей, которые как плотиной удерживаются смирением. Смирение постепенно побеждает страсти, те отступают, и мы чувствуем себя все легче. Награда за трудность смирения высока – настоящая любовь, которая дороже всех благ на свете. Только благодаря смирению любовь и познается, и приобретается.
Преп. Амвросий говорит об этом так:
Любовь к Богу доказывается любовию и милосердием к ближнему, а милосердие, милость и снисхождение к ближнему и прощение недостатков его приобретаются чрез смирение и самоукорение, когда во всех скорбных и неприятных случаях будем возлагать вину на себя, а не на других, что мы не умели поступить как следует, оттого произошла неприятность и скорбь, и если так будем разсуждать, то менее будем огорчаться и предаваться гневу, который правды Божией не соделывает [2, т. 1, с. 394].
Доказать любовь к невидимому Богу человек может любовью и ее ближайшим проявлением – милосердием — к видимому ближнему. По наставлению старца, все очевидные и убедительные проявления любви, такие как милосердие, милость и снисхождение к ближнему, прощение его недостатков – приобретаются через смирение и самоукорение.
Если мы несмиренны, то во всех скорбных и неприятных случаях возлагать вину будем не на себя, а на ближних. Но это породит и недовольство ими, и даже гнев, который, увы, «правды Божией не соделывает». Наш жизненный опыт непременно нам покажет, что постоянное выгораживание себя и обвинение других приводит к нелюбви к людям. Т.е. все мрачнее и безнадежнее будет становится наша оценка роли ближних в нашей жизни, и это будет означать только одно: гордость в нас одержала верх.
Когда же мы смиряемся, то мы поступаем ровно наоборот: обвиняем себя, а не других, и любую неприятную ситуацию рассматриваем с точки зрения того, то мы сами что-то не додумали, что-то не предусмотрели или поспешили, или не были осторожными и т.д. И мы убедимся, что в таком подходе много справедливого в отношении нашей роли в конфликте или неприятности.
Рассуждая так, мы уже не будем огорчаться действиям ближних и гневаться на них, но будем укорять себя и попытаемся впредь действовать искуснее. Это даст нам уже иной жизненный опыт, мы начнем постигать, что где любовь, там и смирение.
Преп. Никон учит:
…Святой апостол говорил: «Чадца, любите друг друга» (Ср.: 1 Ин. 3:18-19), смиряйтесь, смиряйтесь. Потому что если кого любишь (а любить надо каждого, потому что каждый человек есть образ Божий, даже если он, т.е. образ Божий, в человеке загрязнен, он может отмыться и быть опять чистым ), то и смиряешься перед ним. Где любовь, там и смирение, а где злоба – там и гордыня [2, т.1, с. 389].
Любить надо каждого, потому что каждый человек есть образ Божий. Необходимость смирения вытекает из необходимости сохранить эту любовь. Грехи и даже обычные человеческие недостатки усложняют взаимоотношения людей. При этом выбор у нас всегда один и тот же.
Либо мы в основу отношения к другим кладем любовь, т.е. признаем, что главное в человеке – это его сущность образа Божия. Тогда во имя главного нам надо терпеть недостатки других, быть снисходительными к их слабостям и быть готовыми прощать их грехи. Либо мы основой отношения к другим делаем наше обвинение их во все тех же недостатках и грехах. Здесь мы утрачиваем восприятие сущности человека как образа Божия и начинаем впадать в гордость, которая приведет нас к злобе на людей.
Вот об этом-то, т.е. о необходимости терпения к ближним ради того, чтобы не отпасть от любви, подробно наставляет преп. Амвросий :
…Тебе нужно разумевать это относительно других, что не всё и не все они это по злобе делают, а более по внушению и наущению исконного врага, который хочет отлучить тебя от внимательной молитвы и, вместе с тем, от любви к ближним. А любовь эта, по слову Апостольскому, «долготерпит, милосердствует» (1 Кор. 13:4) и николиже отпадает от блага расположения к собратьям, искушаемым от общего врага нашего, частию же и от своей немощи. Если твердо это будешь помнить, то не будешь безполезно смущаться. Несколько лет назад у нас был один князь, который учился молитве у одной опытной молитвенницы. Она говорила ему так: когда ты мирен и покоен, молись: «Господи! Помилуй мя грешного», когда же помыслы будут приноситься на других по какой-либо причине, то молись так: «Господи, помилуй нас» и успокоишься. Делай и ты так. Тогда и меньше будешь безпокоиться и будешь разумевать, что все мы подлежим ошибкам и заблуждениям, и нередко под благовидными предлогами, как сказано в Евангелии: «придет час, да всяк, иже убиет вы, мнится службу приносити Богу» (Ин. 16:2). Немудрено, что и досаждающие тебе так мудрствуют. Поэтому и потребно нам нисходить ближним нашим по Евангельской заповеди о любви. Ежели кого мы любим, тому мы во многом снисходим и многое прощаем. С другой стороны, и по другой причине прощаем, как свидетельствует Авва Дорофей, когда находимся в благом устроении …[2, т. 1, с. 392—393].
Когда человек сталкивается с различными досадами, поношениям и проступками со стороны ближних, он должен помнить, что не всё и не все они делают неправильно по злобе. Диавол использует любую возможность, чтобы внушить злой помысел и восстановить одного человека против другого. При рассеянности и отсутствии должного опыта люди, к сожалению, нередко поддаются внушениям и наущениям врага. Сам факт появления подобных искушений от близких должен оцениваться не в том смысле, в котором хотел бы враг. Т.е. не в смысле, что ближнии плохие и не дают жить праведно. А в том верном смысле, что враг сильно досадует на молитву и любовь человека, и хочет искушениями от ближних молитву его прекратить и от любви отлучить.
Старец напоминает, что любовь долготерпит, милосердствует и никогда не отпадает от благого расположения к собратьям. Только так преодолеваются искушения, которые провоцирует враг и которые отчасти вызываются и человеческой немощью. В любом случае – как при кознях врага, так и при проявлении собственных недостатков и слабостей людей – любовь с помощью смирения преодолевает искушения. А человек, познавший этот путь любви, перестает бесполезно смущаться.
Дает старец и хороший совет относительно того, как лучше молиться в ситуации искушения. Если в мыслях возникло что-то негативное в отношении других людей, надо молиться и за себя, и за них. Тогда придет успокоение, которое и нужно для хранения любви. Более того, через такую молитву мы придем и к верному пониманию условий жизни на земле, в которых все находимся. Эти условия таковы, что никому не удается избежать ошибок и заблуждений.
Мы часто обольщаемся и полагаем, что благой предлог для наших мыслей и действий означает и правоту этих мыслей и действий. Точно так же мудрствуют и наши ближние. И нужно много смирения и опыта, чтобы глубоко понять всю трагичность подобного заблуждения. Ведь оно приводит к тому, что люди творят убийства и прочие преступления, полагая, что этим служат Богу. И только любовь может остановить раскручивающийся маховик взаимных обвинений, порождающий ненависть и слепую уверенность в собственной правоте.
Для этого человек должен, опираясь в своей душе на союз любви и смирения, выносить все испытания, который Бог посылает нам. Преп. Макарий замечает:
…Пишешь, что не имеешь мира с N .; кажется, можно научиться этой азбуке, что это устроение твое не от нее, а от твоего залога сердечного неправого. Мы ученицы Христовы, а Он повелевает любить врагов. Где же эта любовь? Как же мы познаем, имеем ли ее? Конечно, тогда, когда нас обижают и поносят, и им позволяет это делать Бог к испытанию нашему. Когда же не только не терпим, но и не имеем любви, то должны о сем каяться и себя укорять, что посланные случаи к нашему обучению не только не обращаем себе в пользу, но и еще вредимся ими; получаем оружие на поражение врага, а вместо того себя оным уязвляем [2, т.1, с. 395].
Когда мы не можем добиться мира с другими людьми, нам часто кажется, что это происходит вследствие их непримиримой позиции по отношению к нам. Старец обращает внимание, что такое мнение порождается нашим «неправым залогом сердечным». Этот залог побуждает нас отвечать на обиды обидою, на поношения – поношениями. Но мы забываем две важные вещи.
Во-первых, заповедь любви требует, чтобы мы любили даже врагов. Проявляется такая любовь в терпении и благом расположении к людям даже тогда, когда они обижают и поносят нас. Во-вторых, позволяет людям обижать и поносить нас Бог, отчего обиды и поношения становятся испытанием нашей любви.
Если же не терпим и теряем благое расположение к нашим обидчикам, то должны сознавать: не они виноваты в том, что мы не выдерживаем испытания, а мы сами. И потому в таких случаях мы должны каяться и укорять себя. За что? За то, что должны были в испытании укрепить смирение и усилить свою любовь. И тем самым получить действенное оружие против врага, низлагая его подстрекательство и наветы, которые он внушает и нам, и нашим близким. Но вместо этого, «неправый залог сердечный» направляет оружие против нас, и мы терпим ущерб.
Поэтому то, что нашему несовершенному сознанию представляется как праведный гнев на людей за их грехи, старцы считают нашей неудачей в любви к Богу. Преп. Макарий поясняет:
…Мы далеки еще от любви Божией, и смиритесь в своем мудровании, прося всесильной Его помощи в искании Его. Вы прежде писывали, что любите Бога, но это происходило от непознания вами себя. Может быть, некоторое умиление или сердечная радость уже и казались вам любовию, но любовь к Богу противными искушается, и непременно надобно сразиться с тремя врагами нашими: миром, плотью и диаволом …[2, т.1, с. 387].
Не в некотором умилении или сердечной радости состоит любовь к Богу, но в исполнени и Его заповедей, которое происходит не в тишине и покое, а в сражении с миром, плотью и диаволом. Мирские соблазны, похоти плоти и нападения врага отталкивают человека от любви Божией. Если человек поглощен погоней за земной славой, властью, богатством, или находит смысл своей жизни в непрекращающихся удовольствиях плоти, или легко верит самому нелепому внушению врага – то он очень и очень далек от любви.
И только тогда, когда у него хватит терпения обуздать свои страсти, хватит смирения пройти все «искушения противными», он сможет обрести и прочувствовать любовь к ближнему и Богу. И познать, как много заключено в любви и из какого «далека» мы начинаем идти к совершенной любви.
В этой связи в отношении многих из нас справедливы будут слова преп. Макария:
…Понуждая себя на пост, бдение и молитву, думаете, будто бы делаете это сами не знаете для чего, а надобно делать сие из любви к Богу, которой в себе не ощущаете… Когда же мысль сия отходит, занимает место ее другая, и страсти одна другой передают ваше бедное сердце… Исполняемые вами телесные делания нельзя сказать, чтоб вы делали сами не зная для чего, а точно от любви к Богу, но несовершенной, а как зародыш малый в сердце имея, от веры происходящий [2, т.1, с. 384].
Любовь в нас так мала, что понуждая себя на пост, бдение и молитву, мы в глубине души не можем с уверенностью сказать, для чего это делаем. Старец указывает, что делать это нужно из любви к Богу и постоянно помнить об этом. Как только мы начинаем забывать об этом, наши действия начинают казаться нам как будто бы не имеющими внутреннего повода. Это открывает дорогу страстям, которые будут теснить и пост, и молитву, предлагая свои «поводы».
Лучшее в подобном положении – принять свой пост и молитву как совершаемые из любви к Богу, и смириться с тем, что эта любовь пока мала и незаметна для нас самих. Тогда сама мысль об этой любви будет препятствовать проникновению страстей в сердце, и помогать любви укрепляться в нем.
В союзе любви и смирения не только любовь может быть мала, но и смирение, о чем тоже надо помнить. Преп. Антоний говорит:
Об искушении вашем, в рассуждении сомнения в любви других к себе, сожалею; ибо вы этим обнаружили свой недостаток в смирении, которое если бы было внутри, то оное и шепнуло бы вам: «Да стоишь ли ты того, голубушка моя, чтоб все были внимательны к тебе и любили бы тебя?» Горделивое сердце ответит на сие: «Очень стою!» А смиренное ответит: «Ей, не стою!» — Посему дай Бог вам в час добрый, при всяком требовании своем, так себе говорить: «Я, Господи, несмь сего достойна» [3, с. 249).
Когда мы сомневаемся в любви других к нам, это признак недостатка в нас смирения. Из-за этого недостатка гордость навязывает нам свой взгляд, согласно которому мы очень достойны большого внимания и любви окружающих. И даже обыкновенная рассеянность в обхождении с нами вызывает у нас обиду и горечь, через которые начинает охладевать и наша собственная любовь к людям.
Старец учит, чтобы мы при действии в нас гордости преодолевали ее смирением, на всякий случай невнимания к нам находя простое объяснения, что мы недостойны внимания. Это избавит от подозрений, что люди не любят нас, и не позволит страстям отвратить нас от собственной любви.
В целом же надо помнить, что через любовь к ближним проявляется и любовь к Богу, и что если любовь находится в союзе со смирением, то люди полагаются на волю Божию ко спасению своей души.
Преп. Никон наставляет:
Если на волю Божию положиться – все хорошо, даже и неприятности, все ведет ко спасению души нашей, и при этом великая премудрость и глубина открывается. Любящим Бога все поспешествует во благо [2, т.1, с. 384].
Что бы ни случилось на жизненном пути, неприятности ли, испытания, во всех случаях полагание на волю Божию ведет к спасению души. Такое полагание и доверие к Богу есть у всех любящих Его. И это вознаграждается тем, что любящим Бога все происходящее в их жизни идет во благо. Именно этот результат и достигается союзом любви и смирения. В нем человек обретает подлинное понимание любви как «совокупности совершенства» и стремится шаг за шагом идти к этому совершенству.
9.5. НАШИ ОШИБКИ НА ПУТИ ЛЮБВИ»
Совершая путь любви, мы делаем и ошибки. Особенно часто они случаются на самых ранних и несовершенных стадиях. Так, мы нередко впадаем в высокоумие, когда начинаем считать, что любим Бога. Преп. Амвросий говорит:
Высокоумие видно и в том, что ты думаешь, что ты любишь Бога, а только думаешь, что любишь Его. Кто Бога любит, тот имеет и к ближнему любовь… Кто любит Бога, хотя бы тысячу оскорблений в день ему наносили, не раздражается и не сердится, не теряет внутреннего мира, с ним не бывает, что вдруг внутри все вспыхнет, так что от смущения и молиться не может, как это бывает с тобою. Также из самой брани помыслов, которую ты испытываешь, можешь убедиться, что это тебе только кажется, что ты любишь Бога. Святые отцы представляют такой пример: когда котел кипит, то никакая гадина, даже никакое малое насекомое не может приближаться к оному, будучи опаляемы горячестию котла, если же огонь угаснет и котел остынет, то не только насекомые удобно садятся на нем, но и разные гады смело влезают и спокойно лежат в нем. Так и огнь истинной божественной любви отгоняет всякие нечистые помыслы, а когда подобные помыслы сильно стужают человека, то это явный признак, что он не достиг еще в мере любви Божией [2, т. 1, с. 385].
Мы только думаем, что любим Бога, если не способны постоянно хранить внутренний мир. Хранить же его не удается, потому что это возможно в состоянии бесстрастия. В нас же страсти живучи, даже если они не сразу обнаруживают себя. Старец дает простое средство убедиться в том, что они есть – понаблюдать за собой. И вот выясняется, что не только от серьезных, но и от мелких оскорблений мы вспыхиваем и негодуем. Это показывает, что наше самолюбие и тщеславие никуда не делись. Также и мысленная брань, которую испытываем, указывает нам на гордость в нас, за которую такая брань обыкновенно и попускается Господом.
Нельзя любить холодным сердцем, а мечтаниями и мнениями о себе его не разогреешь. Только огонь истинной божественной любви разогревает сердце, и тогда не могут войти в него страсти, а также очищает ум и отгоняет нечистые помыслы. Но чтобы это произошло, надо нужно учиться должному исполнению заповедей и призывать имя Господне. И смиряться, сталкиваясь со стужениями помыслов, т.е. видеть в них явный признак, что еще не достигли в мере любви Божией.
О том, что любовь достигается хранением заповедей и через страх Божий, а не мысленным восхождением к Богу, наставляет преп. Макарий :
В последнем письме вашем вы… опять о любви Божией говорите…Мы вам уже писали, сколь высока есть добродетель – любовь Божия, и оная не может быть без любви ближних, по слову святого апостола: «аще люблю Бога, а брата своего ненавижу, ложь есть» (Ср.: 1 Ин. 4:20). Надобно достигать до любви чрез хранение заповедей Божиих и чрез страх Божий, а не мысленным к Нему восхождением [2, т.1, с. 393—394].
Благочестивые размышления о Боге – дело похвальное. Однако и самые возвышенные мысли о Нем еще не есть любовь Божия. Неисправность в совершении заповедей в отношении наших близких является неисправностью в отношении любви к Богу. Поэтому, если человек много думает о своей любви к Творцу и часто грешит, он допускает резкое расхождение между образом своих мыслей и действительным образом своей жизни. И образ его жизни опровергает образ его мыслей, превращая последний в высокоумие – т.е. в превозносящееся мечтание о том, чего нет или почти нет на деле.
Столь же осторожным надо быть и в суждении о своих чувствах. Ни чувство умиления, ни теплота сами по себе еще не свидетельствуют о любви, а только лишь об определенном эмоциональном состоянии. Преп. Амвросий дает совет:
Пишешь, что в одно время тебе казалось, что ты очень любишь Господа. А Господь в Евангелии глаголет: «любите враги ваша, добро творите ненавидящым вас, благословите клянущыя вы и молитеся за творящих вам напасть и изгонящыя вы…» (Ср.: Мф. 5:44). Старайся всегда поверять свои чувства, согласны ли они с евангельским учением и учением святых отцов. Преподобный Нил Сорский пишет о себе, что он никогда не принимал того мнения или мысли, хотя бы они казались очень ясны и удобопонятны, пока не найдет на них свидетельство в учении евангельском или апостольском, или святоотеческом [2, т. 1, с. 385].
Евангельское учение и учение святых отцов дает точный ответ на вопрос, есть ли в человеке любовь к Богу. Мы можем испытывать самые возвышенные и благородные чувства к Господу, но эти чувства имеют значение не сами по себе, а только как следствия и порождения самой любви. Если нет способности любить врагов, творить добро ненавидящим нас, благословлять проклинающих нас и молиться за обижающих и гонящих нас – то нет в нас и истинной любви к Богу. А если нет любви, то и не стоит принимать свои чувства за любовь.
Это совсем не означает, что мы должны просто признать отсутствие в себе любви и на этом успокоиться. Напротив, мы должны употребить всю свою волю, чтобы любовь к нам пришла. Преп. Макарий объясняет:
Тебя не любят – ты люби их, то, что тебя не любят, не от тебя зависит, а их любить состоит в твоей воле и есть твоя обязанность, ибо Господь заповедал: любить не любящих нас, но врагов (Мф. 5:14), а когда в нас этого нет, то и кольми паче должны мы смиряться и прогонять гордость и молиться о сем Господу [2, т.1, с. 394].
Любить – в нашей воле. Не имея любви к врагам, мы ее не имеем от нашей гордости и несмирения. Но если направим нашу волю на обретение смирения, решительно будет прогонять гордость и молиться Господу о помощи в этом – то придет и любовь. Старцы постоянно говорят о том, что без смирения любовь слаба и часто покидает нас. Мы не всегда отдаем себе отчет в том, что нам сложно не гордиться и не превозноситься даже своей любовью.
Но гордость – не союзник, а враг истинной любви, и губительно действует на любовь даже в том случае, когда предметом гордость является сама любовь. Поэтому особое значение имеет наше реальное поведение, а не то, что мы думаем или говорим. Старцы предостерегают, что мы склонны любить Бога только на словах.
Преп. Анатолий (Зерцалов) наставляет:
Ты опять скорбишь? Все не желается тебе терпеть болезни душевные? Значит, тебе не хочется войти в Царство Небесное? Ведь Писание говорит, что «многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие» (Деян. 14:22). Вот любовь-то наша какая к Небесному Жениху! На словах любим и желаем Его, а коснись делом, мы и плакать [2, т.1, с. 388].
Любовь к Господу заключается в том, чтобы смиренно принять указанный Им путь. Не можем мы без скорбей войти в Царство Небесное, значит, должны терпеть и не жаловаться. По малодушию и изнеженности у нас это часто не получается. И мы либо впадаем в безмерную печаль и долгие сетования, либо бесконечно жалуемся другим о своих бедах. Между тем любовь долготерпит. Как бы ни было тяжело на душе, любовь должна преодолевать все душевные болезни – через это и входят в Царствие Божие.
Впрочем, старцы учат и тому, чтобы мы знали меру в любви и не повреждались сами. Преп. Лев разъясняет:
…Вспомните вторую заповедь Господню… в которой повелевается любить ближнего яко самого себя. Чем же и как любить? Никак не возможно и сего исключить, дабы, в чем можем, вспомоществовать ближним, и всевозможно да стараемся в прощающем и сострадающем духе утешать, но дабы только по силе – сиречь когда, при помощи Божией, не вредишься сама, а когда кто сам, при назидании другого, повреждается, то советуют святые отцы следовать лучшему, т.е. себе внимать и себя сохранять …[2, т. 1, с. 389].
Ближайшим образом, конечно, любовь к ближнему обнаруживается в посильной помощи и утешении. Делаются такие добрые дела при помощи Божией и умеренности, чтобы не повреждался помогающий. При неумеренности можно повредиться, о чем и предупреждает старец.
Например, желая помочь ближнему, мы уделяем ему не по нашим возможностям, а потом сами жалеем, что оказали чрезмерную помощь. Само наше сожаление указывает, что мы превысили меру и понесли некоторый урон. Также возможно, что увлекшись состраданием, не до конца поняли ситуацию и приняли неправую сторону. Наконец, назидая, не проявили скромности и по недостатку собственной мудрости и опыта «наставили» на неверный путь. Во всех этих и подобных случаях мы вредим себе, хотя и из благих побуждений. Гораздо лучше, если мы будем знать меру своим возможностям и проявлять любовь по нашей силе, а не сверх нее.
Зная эту меру, будем же молиться тогда, когда наших возможностей недостаточно для изменения нрава других. Преп. Иосиф говорит:
Молитвенно желаю, да подаст Вам Господь разум и уменье обходиться с м. Вячеславою. Что делать? У каждого свой характер, под который необходимо иногда подлаживаться. Пишите, что хотелось бы духовно настроить ее нрав. В таком случае первое средство с вашей стороны – усерднее о сем молиться Богу. Ибо Господь сказал: «Без Мене не можете творить ничесоже» (Ин. 15:5). Господу Всемогущему все возможно, а немощный человек что может сделать? [2, т.1, с. 389—390].
У каждого человека свой характер, и чаще всего люди совсем не склонны меняться в соответствии с нашими предпочтениями. Поэтому надо, как подсказывает старец, быть смиреннее и иногда подлаживаться под характеры других. Если же нам хочется, чтобы у наших ближних сильнее проявлялась духовность в их нраве, то за этим надо обращаться к Богу и усердно молиться Ему. Господу это возможно, и Он, вне всякого сомнения, лучше нас, грешных, знает в чем должна состоять духовность нрава.
Нам же надо всегда памятовать, что при неосторожности нас на каждом шагу подстерегают ошибки, и даже излишняя заботливость об успокоении ближних может оказаться прелестью.
Преп. Амвросий учит:
Заботливость твоя об успокоении M .N . простирается до излишней крайности, и чувство в тебе это смешанное с некоторою тонкою прелестию – предполагать успокоивать ближнего тогда, когда нас об этом не просят, и, может быть, надобности в этом не будет. Когда же на самом деле придется показать любовь к ближнему, тогда окажутся у нас совсем иные чувства, и язык наш возглаголет совсем не то, что предполагали мы прежде касательно непрошеного успокоения ближнего. Тогда на самом деле виднее будет, что нужно будет сделать для M .N . [2, т. 1, с. 392].
В попытке проявить заботу об успокоении ближних, когда они находятся в трудных обстоятельствах, может быть замешана прелесть. Таковая заключается в нашем самоуверенном предположении, что наши ближнии не способны справиться с испытаниями и не могут обойтись без нашей помощи. Старец обращает внимание на то, что когда нас не просят о том, чтобы мы успокаивали, вполне возможно, что в этом нет необходимости.
С другой стороны, легко успокаивать тех, кто и сам способен к самоконтролю. А вот в случаях, когда кто-то реально будет нуждаться в успокоении, может оказаться, что мы слабы для этой роли. И нуждающийся в успокоении будет говорить совсем не то, что мы предполагали, и сами мы будем с трудом справляться со своими чувствами и говорить отнюдь не то, что намеревались сказать в спокойной обстановке. Стало быть, любовь заключается не в том, чтобы навязывать что-то от себя, а в том, чтобы выдерживать испытание, когда оно приходит.
Сами старцы подавали убедительный пример такого отношения к людям. В жизни преп. Амвросия был такой случай:
Одна особа спросила: «Мне непонятно, батюшка, как это вы не только не гневаетесь на тех, кто об вас нехорошо говорит, но и продолжаете любить их». – Старец много этому смеялся и сказал: «У тебя был маленький сын, сердилась ли ты на него, если он что и не так делал и говорил? Не старалась ли, напротив, как-нибудь покрывать его недостатки?» [2, т.1, с. 394—395].
Когда мы сталкиваемся с нехорошими, несправедливыми суждениями о себе, мы обыкновенно гневаемся и стараемся обличить обидчиков. Обычное наше отношение к ним – как людям греховным, злым и вполне заслуживающим самой нелицеприятной отповеди. Старец, однако, показывает иную линию поведения. Он в основу своего отношения к ним кладет понимание, что эти люди еще незрелы и многое делают не по злобе, а по незнанию и неопытности. Любовь требует снисхождения к ним – такого же, какое делает мать своему маленькому сыну.
Во взаимоотношениях с людьми старцы учат прибегать к Божией помощи, особенно в тех случаях, когда кто-то не благоволит нам. Преп. Лев говорит:
…А что А.И. не благоволит к вам…вы будете покойны, только причин или вин ко оскорблению ей постарайтесь не подавать и Господа Бога об ней молите и просите, дабы дал ей Бог по Своему человеколюбию здравый разум и истинное рассуждение к познанию достодолжных христианских правил, и когда по нашему совету будешь употреблять, то А.И. совсем противу вас будет другая и любовию растворенная …[2, т.1, с.390—391].
Если мы сталкиваемся с чьим-либо недоброжелательным отношением к себе, то не должны ни раздражаться, ни беспокоиться. Только должны удерживаться себя от проявлений встречной недоброжелательности и не давать повода для оскорблений. А выход искать в молитве к Господу о даровании беспокоящим нас людям здравого разума и познания христианских правил. Бог призрит на смиренную нашу молитву и благодатью исправит недостатки человеческих отношений.
В целом же, как мы видели, любовь требует полного отказа от зла и умения прощать Преп. Никон учит:
Желающий стяжать любовь должен отвергнуть всякое злобное и немирное помышление, не говоря уже о делах и словах, должен прощать всем обиды справедливые и несправедливые [2, т.1, с. 390].
Так путь любви и совершается – через преодоление зла в самом себе (помышлении, словах и делах), и через постоянное прощение обид, терпение, выдержку и смирение. Только так мы и становимся способными со временем понять, что такое истинная любовь, и обрести ее.
Из книги Учение Оптинских старцев. В . Кандолинцев
|